Я всё помню. Ничего не забыл…
Когда какой-то таварищщ постит фото банки совецкой тушенки под фразой: «Помнишь»?
Я вспоминаю.
Вспоминаю х/б спортивные штаны, которые через неделю ношения отвисали на коленях и сзади; вспоминаю целых 3 вида печенья в магазине; вспоминаю, каким вкусным был сухой заварной крем по 22 коп. и брикеты киселя; какие очереди выстраивались в нашем магазине, когда привозили два ящика пломбира в смятых вафельных стаканчиках.
И пирамиды шоколадных плиток «помню» — их никто не покупал. Не потому что не хотели — потому что дорого — 3 рубля это, например, двухдневная зарплата женщины, которая полола в нашем совхозе огурцы.
И по одной буханке хлеба в руки тоже «помню». Крестьянам. По одной буханке. Не вырастили себе хлеба, видите ли.
И о том, как счастлив был отец, когда в сорок лет накопил на машину — подержанный «Иж-Комби».
И как нас, школьников, гоняли на поля родного совхоза — помогать собирать урожай моркови, потому что в самой передовой стране мира совхоз-миллионер не имел элементарного комбайна для уборки корнеплодов. В проклятой буржуинской Испании фермер имел комбайн, который выкапывал морковь, обрезал ботву и грузил в машину, а в СССР работала навесная к трактору картофелекопалка на все случаи жизни. Десятки подростков вместо одного комбайна — все, что нужно знать о советских «нанотехнологиях».
А еще помню, как поступал на истфак и не прошел по конкурсу, набрав 13 баллов из 15 возможных. Как не сколько за себя расстроился, как за неизвестную девочку, которая забирала документы передо мной — у нее было 14 баллов и она не прошла; как уже во дворе института какая-то тетка ввела нас, провинциалов «в курс дела»: детишки, исторический факультет — это только для сыновей и дочерей партийных работников — они все по «комсомольским путевкам» имеют привилегию перед вами, поэтому во-первых — никогда вам не дадут набрать проходной балл, а во-вторых, никакого проходного балла здесь не существует — существует «блат».
И как травили парня нашей школы, потому что он был из семьи баптистов. Как учителя были инициаторами этой травли. Как чуть ли не каждый имел за правило толкнуть его, или пнуть портфель вдоль коридора. Как нас пугали большими неприятностями в случае, если увидят на Пасху в церкви. Как учителей заставляли дежурить возле храма. Как людей выгоняли на «воскресники». А потом на уроках рассказывали о самой демократичной в мире конституции СССР, которая гарантирует свободу совести, действий, слова…
Вспоминаю слово «достать». Оно касалось всего: колбасы, шампанского, ботинок, ковров и хороших сигарет. Помню, какими глазами люди смотрели на финскую «стенку» в магазине стоимостью 1800 рублей. Ее бы и купили, город все-таки шахтерский, но висела табличка «на заказ». И дубленки помню по 800 рублей — зарплата моего отца за полгода (с двумя квартальными премиями) и уродливые советские джинсы, которые лопотали, как газета на сквозняке.
И всемогущее слово «блат» — до сих пор «помню».
И вспоминаю, как отец — механик совхоза, возил «в район» ящики с отборными помидорами, огурцами и яблоками, сумки с мясом и салом, потому что «не подмажешь — не поедешь», будешь ждать запчасти до второго пришествия. Вспоминаю, как шоферы сливали бензин в посадках, потому что его не было куда девать. А оставлять нельзя — нормы в следующий раз урежут. Поэтому за экономию реально начальство наказывало.
Вспоминаю, как дядя Петр полгода работал над совершенствованием какого-то агрегата к сеялке (партийное задание — совхоз должен был подать не менее 2 рацпредложений в год, иначе директору и парторгу «влетало») и получил за это аж 10 рублей «рацпредложений» и грамоту, плюнул и тут же пропил этот «червонец» в лесу с друзьями; помню, как они над ним смеялись. И помню, что то совершенствование так и не пошло дальше «Райсельхозтехники».
Вспоминаю дядю Михаила Мороза — как из него делали «передовика». Как ему дописывали липовые гектары скошенного и центнеры намолоченного; как запчасти — Морозу; машины вывозить зерно из бункера комбайна — Морозу, самое урожайное поле — Морозу. Как тихо ненавидели за это его другие механизаторы.
Как из тети Маруси делали передовую доярку, забирая у других теток лучших коров для нее — тоже «помню».
И еще хорошо помню, как начальство совхоза почти официально разрешало женщинам, которых нанимали на сбор урожая, воровать. По одному ведру огурцов или помидор (но не больше — за этим внимательно следили работники ОБХСС), потому что иначе никто не хотел идти работать по ставке 1 рубль 8 копеек — это если норму выполнил.
Я все помню. Ничего не забыл. Поэтому и говорю — закрывайте рот сразу тем, кто рассказывает молодежи, которая не попробовала «совка», как тогда было хорошо и какая тогда была стабильность.
Павел Бондаренко
Добро пожаловать в страну Web! 
Для отправки комментария необходимо войти на сайт.